— Что с ним? — устало уточнила я, прислонясь к стене и сонно помаргивая. В глаза будто тонну песка насыпали.

Судорог у Ледникова больше не было. Только дышал как-то рвано, и на лице застыло выражение беспросветного отчаяния. Из носа сочилась тоненькая струйка крови. Многовато ее что-то стало на моем жизненном пути за последние дни, и своей, и чужой. Чужой, конечно, выходило больше, но это тоже не шибко радовало. Конрад бесцеремонно сбросил ношу на палас в коридоре, придал ей положение лежа полубоком и буркнул:

— Отдача. Хамить и злиться меньше надо невесть на что.

Недовольный вампир, не подряжавшийся быть нянькой при надменном кайсте, досадливо скривил губы. Но все-таки склонился к пребывающему не здесь и не там куратору и мазнул пальцем у того под носом, что-то шепнул одними губами, и кровь унялась совершенно.

— Его так раскорячило от скандала? — Я разом проснулась от очередной порции сногсшибательных известий, примерно как от тонкой струйки ледяной воды, льющейся за шиворот. Не захочешь, а дрему поневоле прогонит.

— А то от чего же, — подтвердил Конрад, невозмутимо облизнув испачканные в красном кончики пальцев. Не пропадать же добру.

Настал мой черед возмущаться, и вовсе не тем, как вампир кровь фениксову дегустирует:

— Но почему? Ты же сам говорил: после завершения ритуала полегче быть должно, а его хуже, чем в прошлый раз, приложило!

— Если б завершили как положено, было бы, а коль оборвали не скрепив, так сеть лишь сильнее натянулась. Чьей вины больше, тот полным кубком боль пьет.

— Почему оборвали? Мы всю песню честно прослушали, ну, может, и в полудреме, а все равно никуда не уходили. И вообще птицу не гнали, она сама золотыми искрами рассыпалась, — жалобно вякнула я.

— Я все забываю, какая ты еще малявка, — рассмеялся Конрад и пояснил специально для идиотов, то есть для меня: — Везде свои законы, миров много, обычаев еще больше, но у кайстов, как и у вас, девушка, превращаясь в женщину, дарит миру кровь. Потому там ритуал истинного единения, благословленного сиянием феникса, считается свершенным лишь после возлежания супругов на одном ложе.

— Так в чем проблема? Мы на одной кровати уже три раза спали. Один раз в ту же ночь, как птица пела, — тупо заупрямилась я.

— Проблема в значении слова «возлежание», Лучик, — буркнул вампир и почему-то чуточку покраснел.

— О-о, ясно. — Теперь уже совершенно точный смысл метафоры дошел и до меня вместе с пурпуром, залившим лицо по уши. В оправдание своего жирафьего способа постижения истины могу сослаться лишь на поздний час и наполовину (лучшую наверняка) спящий мозг.

Но как бы то ни было, я не собиралась способствовать немедленному исполнению обряда возлежания только из-за того, что кое-кто бесится настолько, что не умеет держать язык за зубами, и потом из-за этого страдает.

Я не злая девушка, но и всепрощающая безоговорочная готовность к жертвенности за мной тоже не водится. Дарить себя человеку, который меньше десятка минут назад поливал меня помоями, только ради того, чтобы обеспечить прекрасное самочувствие вне зависимости от мерзкого поведения, я не желала категорически.

Всякие потусторонние ритуалы, вроде песен легендарных птичек, после которых ты якобы считаешься чьей-то невестой, — это как бы понарошку и даже забавно, а вот возлежание — это уже такая конкретика, конкретней которой ничего не бывает. И я была решительно против! Без любви, без удовольствия — нет, нет и нет! Пусть мучается, если мама его в детстве не научила вежливости!

Однако ж бессознательный кайст на паласе в коридоре — не комильфо. Валяется как марионетка с обрезанными ниточками. Кровь запеклась под носом. Будь проклята извечная женская жалость. Душераздирающе вздохнув, я попросила Конрада:

— Отнеси его, пожалуйста, в спальню и закати к стенке, пусть отлежится, чтобы новый приступ не схлопотать.

— Раздевать? — между делом лукаво уточнил вампир, запросто вздергивая ЛСД и затаскивая его в комнату.

— Рубашку и ботинки, пусть в остальном одетый спит. Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях, — проворчала я, снимая халатик. Я-то действительно дома, поэтому одетой больше удобного минимума почивать не собираюсь.

Конрад помог с разоблачением и перекатыванием. Тело кайста поддавалось ему как кукольное, в сознание он так и не приходил. Или у него обморок от болевого шока сразу перешел в сон? Прислушавшись к ровному дыханию у стены, я мысленно согласилась с последним предположением.

Добровольный помощник ушел быстро, для него открывать дверь не требовалось, всего делов-то: разлился туманом — и уже за преградой. Так что я и не рыпнулась провожать, свернулась клубочком на постели и наконец заснула. Никакие недобитые фениксы под боком не могли помешать этому святому занятию.

Где-то среди ночи меня опять пытались подмять и захапать, но я даже в таком состоянии сознавала свою обиду, потому, извернувшись, сунула в загребущие руки скатку запасного одеяла и перекатилась ближе к краю. Нечего сначала хамить, а потом обниматься! Не подходи ко мне, я обиделась! И вообще, это кайст, пока спит, обниматься лезет, а как проснется да про собственный гнев на чешуйчатых вспомнит, я же отбрыкнуться не успею, как меня когти на лоскутки покромсают. Нет уж, тискай одеялко, а я как-нибудь сама и спать, и жить…

Глава 23

ДОРОГОЙ ЛЕГЕНД

Утром, несмотря на позднее отправление ко сну, пробудилась рано. ЛСД еще спал, а не испарился привидением, как он обыкновенно поступал. То ли я в жаворонки-рекордсмены попала, то ли он вчера наломался и теперь силы восстанавливает.

Кайст объявился на кухне, когда я пила черный кофе с сыром вприкуску. Хмурый, сосредоточенный, какой-то помятый и, пожалуй, смущенный.

— Доброе утро, — первой нейтрально поздоровалась я.

Ни присесть, ни кофе куратору, впрочем, предлагать не спешила. Не заслужил!

— Я должен принести извинения за свое неподобающее поведение минувшим вечером, Гелена, — сухо промолвил Ледников, глядя куда-то поверх моей макушки в грядущее.

— Кому должны, всем простите, — отозвалась я, одним глотком допила кофе и встала к раковине мыть чашку.

— Благодарю за то, что озаботились моим самочувствием, — сквозь шум воды с трудом расслышала я глухой голос.

— Ваши вопли могли перебудить весь дом, разбираться с соседями и полицией — не лучший из планов на ночь, — ответила я с прежними нарочито-спокойными интонациями.

Хотелось, чего греха таить, очень хотелось поорать, поскандалить, поязвить, вот только я помнила, чем может обернуться минутное удовлетворение. Проблемами! Для кайста, который забьется в судорогах боли, стоит мне отойти, для меня самой, оставшейся без эффективного куратора. Мой — чокнутый хам, но если сравнивать с имеющимися альтернативами в лице хапуги и ревнивой истерички, то выбора просто нет. Остальные хуже.

— Почему вы не желаете принимать извинений, Гелена? — спросил ЛСД.

— Потому что вы не желаете их приносить, — пожала я плечами. — «Должен» не значит «хочу». А теперь простите, мне не до разговоров, в ванную надо.

Я поставила чашку на полку. Не рассчитала, и она тоненько звякнула, соприкоснувшись фарфоровым бочком с товаркой. А Ледников вздрогнул и посмотрел как-то странно. На миг проступило выражение беспомощной растерянности, смешанной с мукой, но тут же спряталось за фасадом холодного равнодушия.

Устраивать сеанс психоанализа, не сходя с места, я не стала, захочет сказать — скажет, нет — пусть лучше молчит, нервы целее будут. Я ушла в ванную, а когда открыла дверь спустя пяток минут, куратора в квартире уже не было. Ну и ладно. А что я ждала? Коленопреклоненной позы и страстной мольбы о прощении? Ага, десять раз ага. Сволочь кайст скорее сдохнет. Я бы плюнула, да пожалела личный труд на ниве наведения порядка в квартире.

Еще раз вздохнула, сама не понимая, почему так хреново на душе, прошла на кухню. Мелкие хозяйственные дела всегда успокаивают. Полила циперус, розу и алоэ на подоконнике, смерила взглядом уровень воды в чайнике. Четверть. Пожалуй, стоит перелить в кувшин и вскипятить по новой. Чем и занялась. Сцедила через фильтр остатки, сполоснула чайник под струей воды, вымывая мелкие частицы накипи, и с прибором наперевес распахнула дверь кладовой. Там же у меня не только дверь ВНИТУДА периодически материализуется, а и запасы родниковой воды обретаются на постоянной основе. И вода в пятилитровых бутылях там, между прочим, поселилась первой!